Память 13 февраля, 12 октября, 11 ноября
Родился в начале IV века в Паннонии. С ранней юности, почти с детства он мечтал о монашестве, имея перед собой героический пример для подражания в лице преподобного Антония Великого. Однако Мартин рос в нехристианской семье, и отец настоял на его военной карьере. Именно тогда святой и попал в Галлию, где нес свою службу в качестве офицера. Еще будучи военачальником, однажды зимой он разорвал свой плащ и отдал его половину совершенно раздетому человеку. Благочестивая традиция отождествляет этого нищего со Христом.
Когда представилась возможность оставить армию, Мартин удалился в пустынь Лигуже (Ligugé), что вблизи Пуатье , где вскоре вокруг него возник небольшой монастырь, ставший, по слову автора жития, рассадником монашеского делания в Галлии. Важно отметить, что Мартин распространял на Западе традиции восточного, египетского монашества, во всем следуя преподобному Антонию.
Вскоре обманом (для того чтобы помолиться об одной больной) святой был вызван в город Тур и провозглашен епископом. Сам он до этого избегал рукоположения даже в диаконы, предпочтя более скромную должность заклинателя -- чтеца особых молитв над бесноватыми. Мартину были присущи редкостная доброта и заботливость. В сочетании с мужественным и величавым обликом бывшего военного это особенно располагало к нему людей. Мартин постоянно заботился о больных, нищих, голодных, получив за это прозвание Милостивого. Вместе с тем святой не оставил мечты о монашестве.
Заняв святительскую кафедру в Туре, Мартин почти одновременно основал обитель в Мармутье (Marmoutier), где были установлены обычные для восточного монашества правила: общность имущества, безусловное послушание, стремление к безмолвию, единократное вкушение пищи в течение дня, грубая и простая одежда. Особое внимание в своем монастыре, где он сам часто уединялся для молитвы, святитель Мартин уделял молитвенному подвигу и изучению Священного Писания. Из Мармутье вышло немало епископов, потрудившихся в деле распространения христианского просвещения среди кельтов-язычников. О размахе деятельности св. Мартина говорит то, что на его похороны в 397 году собралось около 2 тысяч монахов (в то время как в самом Мармутье число братии не превышало 80 человек).
Святитель Мартин почил о Господе во время молитвы в Канде (Candes), в храме, расположенном по-над местом слияния рек Вьенны (Vienne) и Луары (Loire). Местные жители хотели похоронить его у себя, однако жители Тура похитили тело, выставив окно храма, и отправились с ним восвояси вверх по течению на лодках. По местному преданию, несмотря на осеннюю пору, по пути их следования расцветали цветы и пели птицы.
Восточные традиции были органичны для тогдашней Галлии: ведь христианское просвещение она приняла от Иринея Лионского, бывшего учеником Поликарпа Смирнского, который, в свою очередь, был непосредственно связан с апостолом Иоанном Богословом, главой Малоазийской церкви.
Ни один святой не пользовался такой посмертной славой на христианском Западе, как Мартин Турский. О почитании его свидетельствуют тысячи храмов и поселений, носящих его имя. Для средневековой Франции (и для Германии) он был святым национальным. Его базилика в Type была величайшим религиозным центром меровингской и каролингской Франции, его мантия (сарра) – государственной святыней франкских королей. Еще более значительно то, что житие его, составленное современником, Сульпицием Севером, послужило образцом для всей агиографической литературы Запада. Первое житие западного подвижника – оно вдохновило на аскетический подвиг множество поколений христиан. Оно было для них, после Евангелия, а может быть, и раньше Евангелия, первой духовной пищей, важнейшей школой аскезы. Перед этим влиянием на ряд столетий – во всяком случае, до “Каролингского Возрождения” – бледнеют и полу-восточная школа Иоанна Кассиана и родственные ему традиции Лерина и Венедикта Нурсийского. Все три последние подвижнические школы построены на началах духовной “рассудительности”, умеряющей крайности аскезы во имя деятельного, братского общежития. Школа св. Мартина резко отличается от них героическою суровостью аскезы, ставящей выше всего идеал уединенного подвига. Аскетическая идея в век Григория Турского (VI в.) выражена с величайшей силой и величайшей односторонностью. И поиски истоков этой идеи неизменно возвращают нас к Турскому подвижнику IV столетия.
